Километры его истины (Игорь Островский, "День" 23.11.2001)

«МОЕ НОРМАЛЬНОЕ СОСТОЯНИЕ — НИ ОДНОГО ДНЯ БЕЗ РАБОТЫ»

В нашей беседе с корифеем украинской кинодокументалистики, кинорежиссером, кинооператором, народным артистом Украины Израилем Цалевичем Гольдштейном вы не найдете ответов на глубинные философские вопросы, как- то: «в чем смысл жизни» или «что есть добро и зло». Гольдштейн — человек критично-ироничный, поэтому императивные понятия экзистенциализма — это не его стиль. Как для документалиста, для него главное — это факты жизни, которые более 60-и лет он с душой и творческим азартом снимал на кинопленку.

— Уважаемый Израиль Цалевич, вы находитесь среди активных участников создания документального кино еще с 30-х годов прошлого столетия, пережили со студией «Укркинохроника» все взлеты и падения, выпадавшие на ее долю. Когда, по вашему мнению, были лучшие времена для нашей студии, которой недавно исполнилось 70 лет?

— Это период, когда еще не появилось телевидение. В те благословенные времена мы относились к своей работе с чрезвычайным уважением и ответственностью, ибо понимали, что то, чем мы занимаемся, — это не только способ подачи информации населению, но и (сейчас ты будешь, по-видимому, протестовать) вид искусства, который несет в себе функции пропаганды. Я на этом акцентирую и настаиваю. Это непрофессионалы выдумали, что документальное кино не должно быть пропагандистским, не должно даже показывать свое отношение к происходящему на экране. Мол, нужно сообщать только о фактах, чтобы было якобы объективно. С моей точки зрения, это абсурд. Мы ведь создаем не телевизионный выпуск новостей, а документальное кино, поэтому должны отражать в своих фильмах субъективное видение событий.

Я не только не буду протестовать против пропагандистской функции документального кино, но и считаю, что именно оно должно нести в себе еще и функцию идеологическую. Это хорошо понимали коммунисты и активно поддерживали развитие кинодокументалистики. Мы старые идеи забраковали, а новые, к сожалению, не создали; следовательно, документальное кино сейчас для нашей власти вроде как и не нужно, ибо пропагандировать экономическую нестабильность, безработицу и идеологический хаос невыгодно. Поэтому наша киноотрасль сейчас заброшена.

Другие же страны прекрасно понимают огромные возможности кинодокументалистики — в первую очередь пропагандировать способ жизни своего государства. В США, например, документальное кино правительство финансирует через определенные фонды и организации, и все фильмы, о чем бы они ни рассказывали, пропагандируют идеологию американского способа жизни. Французы вообще документальное кино взяли под опеку государства, у них есть подразделение Министерства культуры Франции, которое этим занимается. Англичане, наоборот, следуют официальному принципу: «на расстоянии вытянутой руки», т.е. у них все виды искусства развиваются без государственного вмешательства. Хотя в экстремальных ситуациях все государства вспоминают о чрезвычайно эффективной функции документального кино и активно ее используют. Так было, например, в годы Второй мировой войны.

КНЯГИНЯ ОЛЬГА С... ВЕСЛОМ ДЛЯ АЛЕКСАНДРА ДОВЖЕНКО

— Лично меня как фронтового кинооператора на войне интересовали люди: их мысли, характеры, военный быт, поведение. Нам на фронте снимать конкретного человека было трудно, ибо в таких экстремальных условиях не каждый был готов раскрыться перед кинокамерой. К тому же на фронте, как вы знаете, стреляют. Вот, бывало, найдешь наконец прекрасный, колоритный характер, снимешь его и счастливый едешь проявлять пленку. Возвращаешься, а тебе говорят: «Нет уже нашего Ивана Петровича, погиб в прошлом бою…»

Нужно, думаю, отметить, что «Укркинохроника» — единственная студия в Украине, которая гордится именами своих славных фронтовых кинооператоров: Ян Местечкин, Валентин Орлянкин, Михаил Гольбрих, Борис Вакар, Николай Быков и другие. Для вас война — это отдельная страница как для кинохроникера.

Однажды я снимал материал об Отдельном Гвардейском мотоциклетном батальоне, возглавляемом прекрасным человеком, Героем Советского Союза полковником Билыком. Этот батальон был такой организацией, которая не входила в состав ни одного войскового соединения. Главная задача у них была интересной: на своих мотоциклах с колясками внезапно врываться в села, где стоят военные немецкие части, и подрывать, обстреливать и поджигать все, что горит. Так в тылу врага они «наводили шороху», сея сплошную панику среди немцев. И это, нужно сказать, им очень хорошо удавалось.

Вот как-то остановились мы в небольшом селе и во дворе под вишней собрались поесть (героям также нужно обедать). Вдруг я вижу, как из хаты выходит колоритнейший дедуган, звали его дед Шамрыха. На груди четыре Георгиевских креста — полный Георгиевский кавалер. Ребята начали его обнимать, угощать, а меня как будто потянуло — снимать нужно этого деда. Я схватил кинокамеру и таки снял о нем целый эпизод.

В это время в Москве наш известный кинорежиссер Александр Довженко пересматривал все фронтовые киноматериалы, присылаемые кинооператорами из Украины. И когда он увидел мой материал с дедом Шамрыхой, сразу же забрал его к себе в монтажную. Прошло время, и однажды я увидел свой эпизод в известном фильме А.П.Довженко «Битва за Правобережную Украину». Вижу на экране, как сидят за столом под вишней мои парни с дедом, а диктор говорит: «И рассказывал дед Шамрыха, какой он был боевой товарищ и какие у него были боевые товарищи… И падали враги за каждой рюмкой сотнями…» И в голову мне не мог прийти такой меткий, сочный комментарий, когда я снимал этот эпизод под той вишней. Я смотрел на экран: «Как замечательно! Кто это так метко придумал?» А это, оказывается, придумал Довженко. Вот вам роль талантливого, умного режиссера в работе с кинодокументом. (На фото И.Гольдштейн крайний справа).

— Вам посчастливилось работать с Александром Петровичем. Он уже тогда был почти классиком, как вы его воспринимали?

— По сей день, хотя прошло уже полстолетия, я считаю, что не появился еще режиссер в нашем кино, который бы превзошел личность Довженко по своему таланту, уму, способности создавать экранные образы. Перед съемками уже четко знал, что именно он хочет. Так, в военной Москве он мне на листке нарисовал раскадровку задания, которое я должен был для него снять на фронте. Этот листок у меня сохранился еще с войны. На нем Александр Петрович нарисовал школьный класс в селе, за партой сидят два школьника, позади еще один, там еще один, а там еще два — и все. Больше никого нет. Остальных забрали немцы… Так он придумал документальный эпизод. Но именно так и было в жизни.

— И вы сняли такой кадр?

— Не снял, не нашел, а врать не хотел категорически… А вот еще одно задание великого мастера кинодокументалистики: «Сними мне, говорит, княгиню Ольгу…» — «Александр Петрович, — спрашиваю пораженный, — как это?» — «А вот сними мне простую женщину, величественную в своих действиях. Вот хотя бы женщину, которая перевозила на своей лодке красноармейцев через Днепр, когда наша армия наступала... И сними ты мне ее так, чтобы стояла она, опершись на свое весло, величественная, как княгиня Ольга. А дальше я тут скажу слова…» Довженко уже знал даже, какой текст он скажет в этих документальных кадрах. Далее Александр Петрович нарисовал этот образ на листке и дал его мне. Через десятки лет я снял документальный фильм об А.Довженко, который так и назвал — «Страница из записной книжки».

— А эту женщину вам удалось для Довженко снять?

— К счастью, удалось, и эти кадры вошли в его известный фильм «Освобождение Правобережной Украины». Эти два фильма остались на века благодаря гению Довженко, а хронику войны для них снимали десятки фронтовых кинооператоров.

«ТЫ ЖЕ САМОГО НИКИТУ ХРУЩЕВА ПОСЛАЛ»

— Вы сняли на кинопленку сотни людей. Кто из ваших экранных героев в жизни произвел на вас наибольшее впечатление?

— Попадались чрезвычайно интересные личности и среди известных лиц, и среди простого люда. Вот хотя бы один парень, которого я снял в окопах войны. Он, учитель математики в сельской школе, говорил мне: «Как мне осточертели эти немцы. Когда закончится эта «заварушка», я хочу только одного — чтобы сидели детки в маленькой сельской школе, а я им объяснял азы арифметики. Я так люблю это дело». Это был неординарный человек — командир танковой бригады на Юго-Западном фронте. Но пока он не учил арифметике детей, он хорошо давал прикурить немцам.

Была у них еще одна незаурядная личность — начальник штаба, чрезвычайно интересный дядька. Он нам с Борей Вакаром (это мой напарник, мы вместе работали кинооператорами на войне) говорил: «Есть такая французская пословица: «Когда дают по заднице, то входит в голову». Так вот сейчас они (немцы) нас бьют по заднице, но когда нам войдет в голову, тут им будет беда». И действительно, так и стало, как он сказал. Ну вот, а после войны интересные люди встречались еще чаще. Я вспомню Никиту Сергеевича Хрущева. Я бы его назвал «многоквалификационный человек». Мы с ним много ездили по Украине. Вот приезжаем в одно село. Он идет в поле, где сидят такие себе сельские женщины и обрубают хвосты у свеклы. Никита Сергеевич вел с ними разговор на абсолютно профессиональном языке. Так общался, что потом, когда мы их спросили: «Девчата, а вы знаете, кто это у вас был?», они отвечали: «Да это бригадир из соседнего села заезжал». Это огромная похвала. Он не просто говорил «за жизнь», а разговаривал на языке профессионалов различных отраслей.

Он гениально разбирался как в ситуации, так и в людях. К тому же я был свидетелем его справедливости и мужества. На войне, когда нас перебросили из Харькова в Сталинград, я видел его храбрость и мудрость руководителя. Когда в Сталинград прибыла оперативная группа Управления штаба фронта, на всякий случай они разместились по ту сторону Волги. Увидев такую ситуацию, Хрущев дал приказ всех перевести непосредственно в Сталинград, чтобы все было под рукой — управление, связь, руководители и тому подобное. Именно благодаря ему передовой пункт был в Сталинграде, что, по-видимому, было немаловажно для моральной поддержки солдат.

После войны, руководя в Украине, он объездил ее по всем уголкам. Никто не знал, где Никита будет завтра. К тому же он был доступным человеком, не «забронзовел». Как руководитель высшего ранга, понимал, где нужно снимать кинохроникерам, и через своих помощников передавал, чтобы была «Кинохроника» или чтобы «Кинохроники» и близко не было. В ситуацию, как говорят, «въезжал» мгновенно и реагировал адекватно.

Однажды мы приехали в Тернополь, где в обкоме партии открывалась выставка, посвященная достижениям в кукурузном деле. Хрущев должен был поздравлять известную «кукурузницу», дважды Героя Социалистического Труда знаменитую Долинюк. Нас вдвоем с осветителем впустили в обком. Приказали дальше указанной отметки не ходить. Стоим, ждем. Вскоре выходят Никита с Долинючкой, он приветствует всех, достает из внутреннего кармана огромную кукурузину и показывает — вот какую кукурузу выращивает Долинюк. А мне не хватает света, чтобы крупным планом показать эту кукурузину. Я тихо шепчу осветителю: «Ближе». Хрущев услышал и подумал, что это ему, и сделал несколько шагов. А мне все равно не хватает света, и я, волнуясь, шепчу: «Мать твою, ближе!» И Никита совсем близко подошел ко мне. Я благополучно снял этот эпизод. После съемок наш директор съемочной группы О. Кубильский мне говорит: «Ну что, суши сухари». Я удивляюсь: «А почему это?» — «Ну как же, ты самого Никиту послал…» Я чуть не упал: «Да ведь это я осветителю кричал!..»

Но он мог сделать и так, чтобы то, что не нужно, на пленку не попало. Как-то нам нужно было снять выступление Хрущева на какую-то очень непростую тему. Заседание Верховного Совета тогда еще проходило в здании Оперного театра. Мы установили камеры, засветили свои осветительные лампы, вышел на трибуну Хрущев, увидел, что здесь «Кинохроника», сориентировался и мягко так говорит: «Товарищи, пожалуйста, выключите эти фары, они мне мешают». Мы выключили и озадаченные ждем. Вот уже заканчивается доклад. А мы еще ни одного метра пленки не сняли. Тогда мы обращаемся к начальнику 9-го отдела полковнику Простолупову: «Товарищ полковник, очень важное заседание, а мы ничего не сняли. В конце концов, вы будете отвечать — нам не обеспечили съемку». Он говорит: «Да. Я понимаю. Ну, давайте рискнем. Включайте свой свет». Включаем свет, а Никита разводит руками: «Товарищи, ну мы же договорились?!» Все. Съемка закончилась. В чем же дело? А просто Хрущев знал, что в докладе были такие тезисы, которые он не хотел бы пропагандировать. Зачем ему потом что-то искать, вырезать то, что он сказал. Умный мужик был. Все сообразил, а главное — никто не может упрекнуть, что кто-то кому-то запрещал. Просто «фары мешали»…

«ЧЕЛОВЕК НА СВОЁМ МЕСТЕ»

— Чтобы не создалось впечатление, что вы снимали только «генералитет», давайте вспомним ваших различных героев, ведь нет профессии, которую бы вы не фильмовали.

— Вот тебе необыкновенная личность — ученый, тогда он был директором производственного объединения им. Королева — Згурский. Более удачный случай пребывания человека на своем месте мне трудно вспомнить. Он меня поразил своеобразием характера, профессионализмом и умом. Я тогда снимал фильм с автором сценария В.Кузнецовым «Диалоги директора Згурского». Мы долго работали над картиной, ибо нам нужно было найти те ситуации, где бы возникали по-настоящему интересные диалоги. Вот автор сценария говорит Згурскому: «Мы сегодня хотим снять, как вы проводите «летучку». Он отвечает: «Я не провожу «летучку». — «Как это? Может, вы ее проводите по селектору?» — спрашивает озадаченный Владлен. — «И по селектору я не провожу «летучку». —«Так что же вы делаете? Как вы руководите коллективом?» — спрашивает. «А я пью чай», — отвечает Згурский. «Как это?» — « Я три раза в день пью чай. Мне секретарша приносит. У меня 15 заместителей (а у него огромное объединение. Там и завод, и институт, и проектное бюро, и военная, и гражданская части…). Каждый заместитель имеет свой участок работы. Если у кого-то проблемы, тогда он приходит ко мне и говорит: «Помогите» — и я помогаю. А если все нормально, то чего мне влезать, зачем проводить эти «летучки», накачки. Это никому не нужно». А ответственность у него была огромная: прямой телефон с Москвой, Политбюро, так как он возглавлял одно из крупнейших оборонных предприятий. Необыкновенно умный человек, доктор наук, Герой Социалистического Труда, лауреат Государственной премии СССР и т. д. В свое время этот неординарный человек очень понравился нашему Первому секретарю ЦК Компартии Украины, и он его рекомендовал председателем горсовета столицы. А зачем? Человек был на своем месте. Думаю, как ученый и производственник он удовлетворение от новой должности не получил…

«ПРОПАГАНДИРОВАТЬ «ЛИЦ ЕВРЕЙСКОЙ НАЦИОНАЛЬНОСТИ» — НЕ НАША ЦЕЛЬ»

— Я знаю еще одного человека, от которого вы в восторге до сих пор. Однако и сегодня об этом человеке вам так и не удается сделать фильм.

— Да. Ты, «деточка», на студии уже 20 лет. Где-то приблизительно столько же я не могу сделать о враче Сигалове даже короткий фильм. Еще в 80-е годы прошлого века я узнал, что на улице Михайловской живет известный профессор Сигалов. К нему в квартиру приглашают уважаемых иностранных гостей Украины, ибо собрал наш профессор огромную коллекцию изобразительных работ, и все картины — оригиналы известных мировых мастеров кисти. У меня было 80 метров пленки, и я ее всю использовал, увидев, какой это необыкновенно интересный человек. Я снял его интервью, снял часть коллекции, даже на приеме в «Охматдете» его снял. Он осматривал маленькую девочку. Кстати, дети у него не плакали, потому что он как-то положительно на них влиял. Снял я его тогда с удовольствием и пошел к тогдашнему директору студии предлагать сделать об этом необычном враче фильм. «А как же, — говорит директор. — Я знаю его, он моего сына вылечил». — «Замечательно, — радуюсь я, — так будем снимать кино?» — «Так-то оно так, но он с меня взял десятку». — «А вы что, хотели, чтобы он вам дал десятку?» — «Нет, снимать не будем» — «Почему?» — «Это не наша цель — пропагандировать «лиц еврейской национальности». Все…

Прошло время. Случайно в лаборатории я нашел негатив той пленки, те же 80 метров. Опять захотелось закончить начатое дело. Профессора уже нет. Свою коллекцию он завещал нашему Русскому музею. Раз в год они достают из фондов только 100 работ и в течение месяца выставляют экспозицию. Я обратился в Министерство культуры и искусств Украины, мы обращались с тобой в различные фонды, и все отвечают, что нет денег. Но, видно, нет главного — желания. Я вспоминаю, как один кинооператор снимал очень известного в Украине шахтера, к сожалению, забыл его фамилию. Так он когда-то говорил, в чем заключается секрет его «четырех норм»: «Понимаете, — говорил он, — главное — это желание. А остальное, как у всех: я прихожу утром в забой, канюрюсь (т.е. делает «конуру», по которой движется врубовая машина) и въезжаю (т.е. машина двигается впереди, а шахтер ползет на животе за ней). Зубочки у меня уже готовы, первые сотрутся — так я их быстренько меняю, и так восемь часов. Вот и все. Ничего особенного я не делаю, это же она (машина) работает, а мое — только желание». Я это к тому, что было бы только желание, а сложности можно было бы решить. Вспомнил, это был эпизод из фильма о шахтерах режиссера Мирона Билинского.

«ЕСЛИ У ЧЕЛОВЕКА ХВАТИТ ФОСФОРА В ГОЛОВЕ, ОН НАЙДЕТ ВЫХОД ИЗ ЗАСТОЙНОЙ СИТУАЦИИ»

— У меня был такой случай. Тогда в стране активно строились искусственные моря. И однажды обратился на студию «Укркинохроника» Сергей Михалков, известный детский писатель, автор слов нескольких гимнов, с просьбой сделать для «Фитиля» (он тогда возглавлял производство этого сатирического киножурнала) сюжет о вредности днепровского каскада электростанций. Едь, говорят мне, снимай. А как снять о вредности, если этот проект шагает «победной поступью» среди строек коммунизма.

Поехали мы по Днепру. И в харьковском филиале Московского института имени Жука, в котором разрабатывался проект каскада электростанций на Днепре, договорились с главным инженером о съемках. Ну, ты же понимаешь, что откровенно спросить у него о вредности этого проекта для людей и экологии края я не мог, ибо меня просто выбросили бы из института. А поэтому я приказал своей киногруппе, чтобы они не выключали аппаратуру, пока я не дам особого сигнала.

Вот пришел наш главный инженер, разложил свои чертежи, карты, диаграммы, и мы снимаем его интервью о том, как все это хорошо. Пленки вгатили достаточно. А потом, когда он все запланированное сказал, я отвожу его в сторону, мы закуриваем, и я спрашиваю: «Уважаемый, это мы все как следует сделали, но так, между нами, я вот недавно прочитал в «Известиях», что все это причинит очень большой вред». И он отвечает мне: «Слушайте, оно-то так, но вы же понимаете, что вся эта информация совсем не для кино». Так я и получил нужную информацию. Так мы методом так называемой «провокации» получили правду. Хотя для этого и пришлось израсходовать 130 метров пленки, которые тут-таки и выбросили, потому что истина была только на последних нескольких метрах…

Но этот метод, считаю, в кино нужно использовать только тогда, когда ты стопроцентно уверен, что правда на твоей стороне. Иначе это может привести даже к трагедии. Этим методом, как и методом скрытой камеры, нужно пользоваться разумно, только в крайнем случае.

— Вы столько сделали в кино, столько видели и пережили, что действительно воспринимаетесь кинематографистами как легенда студии…

— Какая там легенда… Вот работы нет. Только работа может держать человека на поверхности. Раньше, когда снимать было можно столько, сколько хотели, в конце года подсчитывали сделанное. У меня выходило больше всего, и я не знал, куда складывать значки «Ударник первого года пятилетки», второго, третьего… Я честно говорил: «Ребята, я не специально, это мое нормальное состояние — ни одного дня без работы». И то, что мы тогда снимали, сейчас составляет золотой фонд истории страны. Ты же видишь, что сейчас нет ни одного телеканала, который бы не демонстрировал в своих программах кадры кинохроники, снятые нашей студией. В киноархиве аппаратура, перегоняющая наши кинопленки на телевизионные носители, не выключается.

— Да, к сожалению, до сих пор не действует закон, который предусматривает возвращение средств киностудиям- производителям от использования их продукции на телеканалах (как это делается во всем мире).

— Тогда киностудии не просили бы средств из госбюджета, а сами были бы прибыльной индустрией. В Америке, кстати, по прибылям киноиндустрия стоит на втором месте после автомобильной отрасли.

— В России в этом направлении пошли намного дальше, приняли нормальные законы, и они срабатывают. Наши должностные лица почему-то повторить их пример не хотят. В октябре Украинская студия хроникально-документальных фильмов отметила свой юбилей. Сегодня она производит преступно мало кинопродукции по сравнению с предыдущими десятилетиями. Какое будущее, на ваш взгляд, может ожидать «Кинохронику»?

— Я уверен, что «Кинохроника» может и должна и сегодня активно работать. Для этого есть все необходимое: талантливые творческие работники, специалисты уникальных профессий среди технической части студии, факультет кино- и телевидения в стенах нашей студии ежегодно продуцирует молодую смену кинематографистов всех профессий. Следовательно, кинодокументалисты должны найти свою нишу, а эта ниша — человек на экране.

Наша функция сейчас заключается не в оперативности предоставления информации, а в рассказе о человеке. Я бы выпустил сегодня киножурнал «Украина сегодня». Мода на «чернуху» охватила все сферы СМИ. Люди чувствуют настоятельную потребность в чем-то действительно позитивном. Мы должны сейчас выпускать фильмы, очерки, киносюжеты, киножурналы с ремаркой «Позитивное»: о нормальных людях, об удачных делах, о перспективных планах и мы станем тогда единственными и уникальными, потому что будем рассказывать правду обнадеживающую и жизнеутверждающую о нашем сегодняшнем дне. И, поверь мне, телеканалы тогда превратятся только в то, чем они на самом деле и являются — только современным средством электронного оповещения. Ведь их продукция — это, в основном, объективная информация да еще теле-шоу. Остальное — это демонстрация того, что сделано видео- и киностудиями. Да, сейчас скажут, что наши фильмы существенно проигрывают заграничным по качеству. Но, обратите внимание, это только потому, что нам нет на чем развить наш творческий потенциал. Там, где большое кинопроизводство, там и большие творческие достижения. Хотя этот тезис практически не касается нашего документального кино. Скажу так: если иностранцев, например, что-то и интересует в киноотрасли Украины, так это только документальные фильмы. Их готовы покупать, их ежегодно приглашают на десятки кинофестивалей мира. К сожалению, последнее десятилетие мы им мало что можем предложить, потому что выпускаем слишком мало фильмов.

— Хотя следует отметить, что даже выпуская по пять фильмов в год (вместо 200 единиц, как раньше), эти фильмы привозят дипломы и награды международных кинофестивалей.

— Не может так быть, чтобы фосфор был только в наших головах. Я надеюсь, что он найдется и в головах наших должностных лиц и законодателей, они опомнятся и вернутся ко всегда актуальному документальному кино. Ведь, смотрите, что получается: до нашей независимости мы можем через кинолетописные кадры «Кинохроники» отследить каждый год, каждый месяц жизни страны. Последние же 10 лет — это белое пятно в кинолетописной истории Украины. Мы уже никогда не сможем увидеть, какими мы были в начале 90-х ХХ века, как выглядели наши лица, наши улицы, наша одежда, наши магазины. Сейчас все уже изменилось. Мы не увидим живой образ украинца с его тогдашними мыслями, надеждами. А сейчас и наши мысли, и наши надежды совсем не такие, какие были, например, в 1993 году. Мы все это никогда не увидим, ибо «Кинохроника» это не снимала. А телевидение хранить свои пленки долгое время не в состоянии. Так что получается — живем без документирования новейшей истории для потомков. Тут есть над чем задуматься руководителям государства… Вот на их здравый смысл и здоровый исторический прагматизм я и рассчитываю в перспективе… Началось новое тысячелетие. Оно покажет, есть ли тот фосфор, который зажжет луч света в сплошной темноте... кинозала.

 

• Киев еврейский