12 июля 1952 года был вынесен приговор по делу Еврейского антифашистского комитета. 12 августа все осужденные, кроме профессора-физиолога Лины Штерн, были расстреляны.

 

 

 

Ликвидация ЕАК, созданного в 1941 году по личной инициативе Сталина для налаживания связей с международными еврейскими организациями, началась с убийства Соломона Михоэлса 12 января 1948 года. Позже арестовали почти всех руководителей комитета, их обвинили в организации националистического подполья, шпионаже в пользу Америки и попытке создания еврейской республики в Крыму. Хотя обвинения предъявлялись в основном политические, это дело занимает важное место в истории советских литературных преследований. В числе тринадцати казненных были пятеро поэтов и писателей: Перец Маркиш, Лев (Лейба) Квитко, Давид Гофштейн, Давид Бергельсон и Исаак Фефер. Умер в тюрьме, не дожив до суда, литературовед Исаак Нусинов. К моменту арестов все они были довольно успешны, однако ни членство в Союзе писателей, ни наличие правительственных наград, ни сотрудничество с органами госбезопасности (в случае Фефера) не спасли их от пыток и расстрела.

Из приговора по делу Еврейского антифашистского комитета
12 июля 1952 года
Вскоре после организации ЕАК руководители его под прикрытием возложенных на Комитет задач стали развертывать националистическую деятельность и связались с националистическими организациями Америки, начали направлять в эти организации информации об экономике СССР, а также клеветническую информацию о положении евреев в СССР <…>. Руководители ЕАК в своих публичных устных выступлениях, в статьях газеты "Эйникайт" и других литературных произведениях пропагандировали национальную ограниченность и обособленность евреев, лживый тезис об исключительности еврейского народа как народа, проявившего якобы исключительный героизм в борьбе с фашизмом и имеющего якобы исключительные заслуги в труде и науке. <…> Все эти преступные антисоветские действия руководителей ЕАК свидетельствуют о том, что ЕАК превратился в шпионский и националистический центр. <…> Военная коллегия Верховного суда СССР <…> приговорила: Лозовского Соломона Абрамовича, Фефера Исаака Соломоновича, Бергельсона Давида Рафаиловича, Юзефовича Иосифа Сигизмундовича, Шимелиовича Бориса Абрамовича, Маркиша Переца Давидовича, Зускина Вениамина Львовича, Квитко Лейба Моисеевича, Гофштейна Давида Наумовича, Теумин Эмилию Исааковну, Ватенберга Илью Семеновича, Тальми Леона Яковлевича и Ватенберг-Островскую Чайку Семеновну по совокупности совершенных ими преступлений <…> подвергнуть высшей мере наказания — расстрелу, с конфискацией у них всего имущества.

… под прикрытием возложенных на Комитет задач…
Из доклада министра государственной безопасности Виктора Абакумова
26 марта 1948 года
Бывший председатель президиума Комитета Михоэлс С. М., известный еще задолго до войны как активный националист, был своего рода знаменем националистически настроенных еврейских кругов. <…> По агентурным данным, члены Еврейского антифашистского комитета Фефер, Квитко, Бергельсон, Маркиш и другие связаны с еврейскими националистами Украины и Белоруссии <…> и направляют их антисоветскую деятельность. МГБ УССР в Киеве разрабатывается еврейская националистическая группа, возглавляемая членом пленума Еврейского антифашистского комитета Гофштейном Д. Н. <…> В своих литературных произведениях они протаскивают националистические взгляды, а отдельные из них пытались переправить свои произведения за границу для использования их в антисоветской печати.

…а также клеветническую информацию…
Из записки Арона Вергелиса в партийное бюро Союза советских писателей СССР
16 декабря 1949 года
<…> не мы, еврейские писатели, а органы Госбезопасности первые обратили внимание на орудовавшую в еврейской литературе кучку активных буржуазных националистов, врагов Советского народа. Эту свою тяжкую вину еврейские писатели переносят с понятной болью <…>

…преступные антисоветские действия…
Из воспоминаний Эстер Маркиш
1974 год
Вскоре после ареста Маркиша ликвидировали еврейскую секцию Союза писателей. Официальное закрытие было поручено еврею Александру Безыменскому, бывшему "комсомольскому поэту" <…>. Собрав оставшихся на свободе еврейских писателей, Безыменский объявил им, что в еврейской секции писателей "окопались" враги народа и предатели родины, и секцию решено закрыть. Многие присутствующие "с воодушевлением одобрили" позорное решение. Среди них были Ойслендер и Хенкина. Спектакль расправы с еврейской литературой должен был повториться несколькими днями спустя, в более "торжественной" обстановке — на общем собрании московских писателей. На сей раз позорная роль "запевалы" была отведена еврейскому поэту А. Кушнирову — офицеру-фронтовику, потерявшему сына на войне. Кушнирова, прекрасно понимавшего свою роль, буквально силком вытолкнули на сцену. Подойдя к микрофону, Кушниров, однако, не произнес ни слова, а разрыдался. Его увели.

…шпионский и националистический центр…
Из показаний Переца Маркиша
18 июня 1949 года
В начале 1940 года, по командировке Союза советских писателей, я, Добрушин, Нусинов, Галкин и Квитко выезжали в Белосток, где нам удалось организовать большой еврейский вечер. Затем мы облазили все еврейские школы, учреждения и, таким образом, наглядно убедились, что в Западной Белоруссии мы будем иметь реальную базу для развертывания националистической деятельности. <…>

…пропагандировали национальную ограниченность…
Из допроса Льва Квитко на заседании Военной коллегии Верховного суда СССР
15-22 мая 1952 года
<…> считая еврейскую литературу идейно здоровой, советской, мы, еврейские писатели, и я в том числе (может быть, я больше их виноват), в то же время не ставили вопроса о способствовании процессу ассимиляции. Я говорю об ассимиляции еврейской массы. Продолжая писать по-еврейски, мы невольно стали тормозом для процесса ассимиляции. <…> Будучи руководителем еврейской секции Союза советских писателей, я не ставил вопрос о закрытии секции. Это моя вина.

Из последнего слова Давида Бергельсона
11 июля 1952 года
Моя литературная деятельность очень высоко расценивалась и в СССР, и за границей. Меня сравнивали с Горьким и с Флобером. Меня сравнивали с великими русскими писателями, у которых я учился и которых я люблю. Весь свой дар писателя я отдал трудящемуся народу, а не тем богачам, из среды которых я вышел. Я прошу суд обратить внимание, что ни один из еврейских писателей моего поколения не приобщился к советской литературе. <…> Я прошу Верховный суд дать мне, старшему еврейскому писателю, возможность истратить свои силы на благо народа и дойти до уровня советского человека.

…имеющего якобы исключительные заслуги…
Из допроса Исаака Фефера на заседании Военной коллегии Верховного суда СССР
8 мая 1952 года
Член суда: Расскажите о вашей деятельности, о ваших статьях, как вы воспевали национализм.

Фефер: Должен сказать перед судом, что если у меня были весьма серьезные националистические моменты в моей общественной деятельности, то мое творчество это меньше всего тронуло. Мое творчество не опорочено этим. <…>

А против советской системы я ничего не имел. Я сын бедного учителя. Советская власть сделала из меня человека и довольно известного поэта. <…> Мои стихотворения нацеливали на то, что мы еще будем плясать на могиле Гитлера <…>.

Председательствующий: Вы все-таки пропагандируете идеи исключительно националистические, что больше всего пострадали евреи? <…>

Фефер: Да, вы не найдете второго такого народа, который столько выстрадал бы, как еврейский народ. Уничтожено 6 миллионов евреев из 18 миллионов — одна треть. Это большие жертвы, и мы имели право на слезу и боролись против фашизма.

Председательствующий: Это было использовано не для слезы, а для антисоветской деятельности. Комитет стал центром националистической борьбы.

…и других литературных произведениях…
Из последнего слова Льва Квитко
11 июля 1952 года
Мне кажется, мы поменялись ролями со следователями, ибо они обязаны обвинять фактами, а я — поэт — создавать творческие произведения. Но получилось наоборот.

…лживый тезис об исключительности еврейского народа…
Из анонимного письма в ЦК КПСС
14 января 1953 года
За последние дни появилось несколько фельетонов о бессовестных писателях-приспособленцах. Давно следовало обратить внимание ну хотя бы на состав московских писателей. Пожалуй, мы не ошибемся, если скажем, что 70-80 процентов этот состав носит о п р е д е л е н н ы е фамилии, и лишь 20-30 процентов Ивановых, Петровых и др. <…> Чтобы очистить атмосферу в ССП, необходимо провести тщательную чистку и изъять людей неспособных, ненадежных и тем самым открыть доступ людям преданным, способным, приняв в члены ССП, а таких очень много, которые выложат на стол свои труды.

Из письма Александра Фадеева, Константина Симонова и Алексея Суркова в ЦК КПСС
24 марта 1953 года
<…> искусственно завышенный прием в Союз писателей лиц еврейской национальности объясняется тем, что многие из них принимались не по их литературным заслугам, а в результате сниженных требований, приятельских отношений, а в ряде случаев и в результате замаскированных проявлений националистической семейственности (особенно в период существования в Союзе писателей еврейского литературного объединения, часть представителей которого входила в состав руководящих органов ССП СССР).

…якобы исключительный героизм…
Из книги Александра Галича "Генеральная репетиция"
1974 год
Я стоял в дверях небольшого зала, где происходило очередное заседание еврейской секции Московского отделения Союза писателей (существовала когда-то такая секция!). После гибели Михоэлса я почему-то вбил себе в голову, что непременно — хоть и не знал даже языка — должен принять участие в работе этой секции. Я явился принаряженный, при галстуке (часть мужского туалета, которую я всю жизнь ненавижу лютой ненавистью), и где-то в глубине души чувствовал себя немножко героем, хотя и пытался не признаваться в этом даже себе самому. И вдруг Маркиш, сидевший на председательском месте, увидел меня. Он нахмурился, как-то странно выпятил губы, прищурил глаза. Потом он резко встал, крупными шагами прошел через весь зал, остановился передо мною и проговорил нарочито громко и грубо:

— А вам что здесь надо? Вы зачем сюда явились? А ну-ка, убирайтесь отсюда вон! Вы здесь чужой, убирайтесь!.. Я опешил. Я ничего не мог понять. Еще накануне при встрече со мной Маркиш был приветлив, почти нежен. Что же случилось? Я повернулся и вышел из зала, изо всех сил стараясь удержать слезы огорчения и обиды. Недели через две почти все члены еврейской секции были арестованы, многие — и среди них Маркиш — физически уничтожены, а сама секция навсегда прекратила свое существование. И теперь я знаю, что Маркиш — в ту секунду, когда он громогласно назвал меня "чужим" и выгнал с заседания,— просто спасал мне, мальчишке, жизнь.

Коммерсант

 

• Киев еврейский